Неточные совпадения
— Ну, я очень рад был, что встретил Вронского. Мне очень легко и просто было с ним. Понимаешь, теперь я постараюсь никогда не видаться с ним, но чтоб эта неловкость была кончена, — сказал он и, вспомнив, что он, стараясь никогда не видаться, тотчас же поехал к Анне, он покраснел. — Вот мы говорим, что народ пьет; не знаю, кто
больше пьет, народ или наше сословие; народ хоть в
праздник, но…
Что ж, он и кавалер.
От нас потребуют с именьем быть и в чине,
А Гильоме!.. — Здесь нынче тон каков
На съездах, на
больших, по
праздникам приходским?
Господствует еще смешенье языков:
Французского с нижегородским?
Но он предпочел бы серый день, более сильный ветер,
больше пыли, дождь, град — меньше яркости и гулкого звона меди, меньше —
праздника.
С начала лета в доме стали поговаривать о двух
больших предстоящих
праздниках: Иванове дне, именинах братца, и об Ильине дне — именинах Обломова: это были две важные эпохи в виду. И когда хозяйке случалось купить или видеть на рынке отличную четверть телятины или удавался особенно хорошо пирог, она приговаривала: «Ах, если б этакая телятина попалась или этакий пирог удался в Иванов или в Ильин день!»
25-го сентября — ровно год, как на «Палладе» подняли флаг и она вышла на кронштадтский рейд: значит, поход начался. У нас
праздник, молебен и
большой обед. Вызвали японцев: приехал Хагивари-Матаса, старший из баниосов, только что прибывший из Едо с новым губернатором.
Но все-таки много работы, и Вера Павловна устала ныне, как уставала и вчера, и третьего дня, как уставала уж месяца два, только еще два месяца, хотя уже
больше полгода прошло со времени второго замужества; что ж, надобно же было сделать себе свадебный
праздник, и она праздновала долго.
На этот раз порядок был удивительный, народ понял, что это его
праздник, что он чествует одного из своих, что он
больше чем свидетель, и посмотрите в полицейском отделе газет, сколько было покраж в день въезда невесты Вольского и сколько [Я помню один процесс кражи часов и две-три драки с ирландцами.
— Как будто вы не знаете, — сказал Шубинский, начинавший бледнеть от злобы, — что ваша вина вдесятеро
больше тех, которые были на
празднике. Вот, — он указал пальцем на одного из прощенных, — вот он под пьяную руку спел мерзость, да после на коленках со слезами просил прощения. Ну, вы еще от всякого раскаяния далеки.
День этот удался необыкновенно и был одним из самых светлых, безоблачных и прекрасных дней — последних пятнадцати лет. В нем была удивительная ясность и полнота, в нем была эстетическая мера и законченность — очень редко случающиеся. Одним днем позже — и
праздник наш не имел бы того характера. Одним неитальянцем
больше, и тон был бы другой, по крайней мере была бы боязнь, что он исказится. Такие дни представляют вершины… Дальше, выше, в сторону — ничего, как в пропетых звуках, как в распустившихся цветах.
Мы расстались
большими друзьями. Меня несколько удивило, что я не видел ни одной женщины, ни старухи, ни девочки, да и ни одного молодого человека. Впрочем, это было в рабочую пору. Замечательно и то, что на таком редком для них
празднике не был приглашен пастор.
Но русскую полицию трудно сконфузить. Через две недели арестовали нас, как соприкосновенных к делу
праздника. У Соколовского нашли письма Сатина, у Сатина — письма Огарева, у Огарева — мои, — тем не менее ничего не раскрывалось. Первое следствие не удалось. Для
большего успеха второй комиссии государь послал из Петербурга отборнейшего из инквизиторов, А. Ф. Голицына.
Накануне введеньева дня наш околоток почти поголовно (очень часто
больше пятидесяти человек) был в сборе у всенощной в церкви села Лыкова, где назавтра предстоял престольный
праздник и церковным старостой состоял владелец села, полковник суворовских времен, Фома Алексеич Гуслицын.
В 1896 году в честь коронации Николая II был
большой народный
праздник на Ходынском поле, где в 1882 году была знаменитая Всероссийская художественно-промышленная выставка. Но это уже было за пределами тогдашней Москвы. Мимо Триумфальных ворот везли возами трупы погибших на Ходынке.
Булочные получали заказы от жертвователя на тысячу, две, а то и
больше калачей и саек, которые развозились в кануны
праздников и делились между арестантами. При этом никогда не забывались и караульные солдаты из квартировавших в Москве полков.
К шести часам в такие
праздники обжорства Английский клуб был полон. Старики, молодежь, мундиры, фраки… Стоят кучками, ходят, разговаривают, битком набита ближайшая к
большой гостиной «говорильня». А двери в
большую гостиную затворены: там готовится огромный стол с выпивкой и закуской…
Были приглашены также мельник Ермилыч и поп Макар. Последний долго не соглашался ехать к староверам, пока писарь не уговорил его. К самому новоселью подоспел и исправник Полуянов, который обладал каким-то чутьем попадать на такие
праздники. Одним словом, собралась
большая и веселая компания. Как-то все выходило весело, начиная с того, что Харитон Артемьевич никак не мог узнать зятя-писаря и все спрашивал...
Видались
больше по
праздникам да на именинах.
Постройка новой мельницы отозвалась в Суслоне заметным оживлением, особенно по
праздникам, когда гуляли здесь обе вятские артели. Чувствовалось, что делалось какое-то
большое дело, и все ждали чего-то особенного. Были и свои скептики, которые сомневались, выдержит ли старый Колобов, — очень уж
большой капитал требовался сразу. В качестве опытного человека и родственника писарь Замараев с
большими предосторожностями завел об этом речь с Галактионом.
Я тоже начал зарабатывать деньги: по
праздникам, рано утром, брал мешок и отправлялся по дворам, по улицам собирать говяжьи кости, тряпки, бумагу, гвозди. Пуд тряпок и бумаги ветошники покупали по двугривенному, железо — тоже, пуд костей по гривеннику, по восемь копеек. Занимался я этим делом и в будни после школы, продавая каждую субботу разных товаров копеек на тридцать, на полтинник, а при удаче и
больше. Бабушка брала у меня деньги, торопливо совала их в карман юбки и похваливала меня, опустив глаза...
Кроме Игоши и Григория Ивановича, меня давила, изгоняя с улицы, распутная баба Ворониха. Она появлялась в
праздники, огромная, растрепанная, пьяная. Шла она какой-то особенной походкой, точно не двигая ногами, не касаясь земли, двигалась, как туча, и орала похабные песни. Все встречные прятались от нее, заходя в ворота домов, за углы, в лавки, — она точно мела улицу. Лицо у нее было почти синее, надуто, как пузырь,
большие серые глаза страшно и насмешливо вытаращены. А иногда она выла, плакала...
По
праздникам большие хвастались удачами своими, маленькие слушали и учились.
А в это время трое слепых двигались все дальше. Теперь все шли уже согласно. Впереди, все так же постукивая палкой, шел Кандыба, отлично знавший дороги и поспевавший в
большие села к
праздникам и базарам. Народ собирался на стройные звуки маленького оркестра, и в шапке Кандыбы то и дело звякали монеты.
Семья Горбатого в полном составе перекочевала на Сойгу, где у старика Тита был расчищен
большой покос. Увезли в лес даже Макара, который после
праздника в Самосадке вылежал дома недели три и теперь едва бродил. Впрочем, он и не участвовал в работе семьи, как лесообъездчик, занятый своим делом.
Затем они каждый почти
праздник стали отправляться: Николай Силыч — в болотных сапогах, в чекмене и в черкесской шапке, нарочно для охоты купленной, а Павел — в своей безобразной гимназической шинели, подпоясанной кушаком, и в Ванькиных сапогах. Места, куда они ходили, были подгородные, следовательно, с совершенно почти выстрелянною дичью; а потому кровавых жертв охотники с собой приносили немного, но зато разговоров между ними происходило
большое количество.
Он помнит гостеприимство, которое вы оказывали ему, когда он к нам из школы по
праздникам хаживал, и еще недавно с
большим участием об вас расспрашивал.
Мать старалась не двигаться, чтобы не помешать ему, не прерывать его речи. Она слушала его всегда с бо́льшим вниманием, чем других, — он говорил проще всех, и его слова сильнее трогали сердце. Павел никогда не говорил о том, что видит впереди. А этот, казалось ей, всегда был там частью своего сердца, в его речах звучала сказка о будущем
празднике для всех на земле. Эта сказка освещала для матери смысл жизни и работы ее сына и всех товарищей его.
Так случилось и после этого самоубийства. Первым начал Осадчий. Как раз подошло несколько дней
праздников подряд, и он в течение их вел в собрании отчаянную игру и страшно много пил. Странно: огромная воля этого
большого, сильного и хищного, как зверь, человека увлекла за собой весь полк в какую-то вертящуюся книзу воронку, и во все время этого стихийного, припадочного кутежа Осадчий с цинизмом, с наглым вызовом, точно ища отпора и возражения, поносил скверными словами имя самоубийцы.
"Было это, братец ты мой, по весне дело; на селе у нас
праздник был
большой; только пришла она, стала посередь самого села, мычит: «ба» да «ба» — и вся недолга. Сидел я в ту пору у себя в избе у самого окошечка; гляжу, баба посередь дороги ревмя ревет.
Все впечатления его еще были из Петербурга, из дома одной барыни, любившей хорошеньких и бравшей его к себе на
праздники, и из дома сенатора в Москве, где он раз танцовал на
большом бале.
Комитет, впрочем, только хотел задать страху, сам же, конечно, придумал третье решение, примиряющее и благоразумное, то есть весьма порядочный
праздник во всех отношениях, только без шампанского, и таким образом в остатке сумма весьма приличная, гораздо
больше девяноста рублей.
Там Софья Антроповна, старушка из благородных, давно уже проживавшая у Юлии Михайловны, растолковала ему, что та еще в десять часов изволила отправиться в
большой компании, в трех экипажах, к Варваре Петровне Ставрогиной в Скворешники, чтоб осмотреть тамошнее место для будущего, уже второго, замышляемого
праздника, через две недели, и что так еще три дня тому было условлено с самою Варварой Петровной.
— Буду ждать его с нетерпением, с
большим нетерпением! — проговорил князь. — Для меня всякий приезд Егора Егорыча сюда душевный
праздник!.. Я юнею, умнею, вхожу, так сказать, в мою прежнюю атмосферу, и мне легче становится дышать!
Затем следовала
большая передовая статья, в которой развивалась мысль, что по случаю предстоящих
праздников пасхи предстоит усиленный спрос на яйца, что несомненно сообщит народной промышленности новый толчок.
Все понимали, что день
большой и
праздник великий.
Да и утром
большая часть ходила только по своим делам, а не по казенным: иные чтоб похлопотать о пронесении вина и заказать новое; другие повидать знакомых куманьков и кумушек или собрать к
празднику должишки за сделанные ими прежде работы; Баклушин и участвовавшие в театре — чтоб обойти некоторых знакомых, преимущественно из офицерской прислуги, и достать необходимые костюмы.
— Да как же,
праздник… — пробормотал он и, сам догадавшись, что не о чем
больше говорить, бросил меня и поспешно отправился в кухню.
Но что описывать этот чад! Наконец, кончается этот удушливый день. Арестанты тяжело засыпают на нарах. Во сне они говорят и бредят еще
больше, чем в другие ночи. Кой-где еще сидят за майданами. Давно ожидаемый
праздник прошел. Завтра опять будни, опять на работу…
Так и случилось: посторонние посетители у нас не переводились во весь
праздник; иной вечер приходило
больше, другой меньше, а в последнее представление так ни одного места на скамьях не оставалось незанятым.
Вечерами, по
праздникам, одев голубую рубаху, плисовые шаровары и ярко начищенные сапоги, он выходил к воротам с
большой гармоникой, закинутой на ремне за спину, и становился точно солдат в позиции «на караул».
В один
большой из двунадесятых
праздников Ахилла, исполняя причастный концерт, должен был делать весьма хитрое басовое соло на словах: «и скорбьми уязвлен».
В этой улице его смущал
больше всех исправник: в
праздники он с полудня до вечера сидел у окна, курил трубку на длиннейшем чубуке, грозно отхаркивался и плевал за окно. Борода у него была обрита, от висков к усам росли седые баки, — сливаясь с жёлтыми волосами усов, они делали лицо исправника похожим на собачье. Матвей снимал картуз и почтительно кланялся.
— Не успели сделать! — злобно переговорил господин Бахчеев. — Чего она не успеет наделать, даром что тихонькая! «Тихонькая, говорят, тихонькая!» — прибавил он тоненьким голоском, как будто кого-то передразнивая. — «Испытала несчастья». Вот она нам теперь пятки и показала, несчастная-то! Вот и гоняйся за ней по
большим дорогам, высуня язык ни свет ни заря! Помолиться человеку не дадут для Божьего
праздника. Тьфу!
Если человек исключительною задачею своей жизненной деятельности поставляет ограждение своих прав (как, например, права принимать по
праздникам поздравления, права идти в первой паре, когда бал открывается польским, и т. д.), то результатом его усилий может быть только ограждение прав, и ничего
больше.
— Всякий, — говорил он, — кого ни спросите, что он
больше любит, будни или
праздник? — наверное ответит:
праздник. Почему-с? а потому, государь мой, что в
праздник начальники бездействуют, а следовательно, нет ни бунтов, ни соответствующих им экзекуций. Я же хочу, чтоб у меня всякий день
праздник был, а чтобы будни, в которые бунты бывают, даже из памяти у всех истребились!
Большая зеленая площадь, идущая от церкви до кабака, была сплошь занята длинными рядами телег, в которых с женами и детьми приехали на
праздник крестьяне окрестных деревень: Волоши, Зульни и Печаловки.
На другой день был
праздник. Вечером весь народ, блестя на заходящем солнце праздничным нарядом, был на улице. Вина было нажато
больше обыкновенного. Народ освободился от трудов. Казаки через месяц сбирались в поход, и во многих семействах готовились свадьбы.
Егорушка оглядел свое пальто. А пальто у него было серенькое, с
большими костяными пуговицами, сшитое на манер сюртука. Как новая и дорогая вещь, дома висело оно не в передней, а в спальной, рядом с мамашиными платьями; надевать его позволялось только по
праздникам. Поглядев на него, Егорушка почувствовал к нему жалость, вспомнил, что он и пальто — оба брошены на произвол судьбы, что им уж
больше не вернуться домой, и зарыдал так, что едва не свалился с кизяка.
— Нужно, говорит он, чтобы во дни ярмарок, а также сельских
праздников, чтоб местный земский начальник заготовил, за счет казны, колья и камни, а потом он ставил бы мужикам — тоже за счет казны — десять, двадцать, пятьдесят — смотря по количеству людей — ведер водки, —
больше ничего не нужно!
В этот
праздник у нас люди дарят друг другу от избытков своих вино, фрукты, рыбу и птиц, — все дарят и, конечно,
больше всех получают наиболее бедные.
Начиналась борьба, разнообразная, долгая,
большею частию неблагоприятная для новичков: их осмеивали, отталкивали, их осуждали платить издержки
праздника, у них отнимали их дам, а у дам кавалеров, их совсем прогоняли с
праздника.